О буддизме и буддистах. Статьи разных лет. 1969–2011 - Наталия Жуковская

В «Катха упанишаде» встречается образ смоковницы, растущей корнями вверх. Ее философское осмысление («Это чистое, это Брахман, это зовется бессмертным. В этом утверждены все миры, никто не выходит за его пределы. Поистине это То»248) сближает ее с образом мирового дерева. Е. Г. Кагаров нашел сходный образ дерева, растущего корнями вверх, в шаманских представлениях орочей и удэгейцев249, что скорее всего следует расценивать как типологические явления в культуре этих народов.

Ашватта в Индии до сих пор почитается как священное дерево, к ней обращаются с просьбами о богатстве, мужском потомстве; женщинам следует по нескольку раз в день обходить вокруг нее. Обряд поклонения ашватте совершается каждый четверг месяца шравана (июль-август)250. Л. Я. Штернберг предполагает, что буддийские пагоды являются семантическими воспроизведениями мирового дерева251.

Культ природы в ее пространственном и временном проявлении тоже нашел отражение в буддийской космологии. Существуют целые группы богов пространства, частей света основных и промежуточных направлений. Высшая категория пространственных богов – это дхьяни-будды, каждый из которых представляет одну из частей света: Амитабха – запад, Ратнасамбхава – юг, Акшобхья – восток, Амогасидха – север, наконец, Вайрочана – центр, обязательное пространственное понятие в странах Востока252. Промежуточные направления в этой категории представлены женскими партнершами этих дхьяни-будд.

Кроме того, есть несколько групп стражей пространства (локапал), включающих в себя по восемь или десять божеств. В последнем случае к четырем основным и четырем промежуточным направлениям добавляются зенит и надир253. Одна из групп, описанная в «Нишпана-йога-вали-тантра», состоит из восьми женских божеств с головами животных (лошади, свиньи, собаки, льва, вороны, Гаруды, грифа, совы)254. Многоликие божества пространства имеют головы, ориентированные по странам света.

Среди буддийских космологических ритуалов есть и такие, которые наводят на мысль о существовании каких-то форм культа времени: таковы, например, новогодние танцы мальчиков в Тибете, символически воспроизводящие смену месяцев года с очищением их от зла255. И хотя они введены в Лхасе при дворце Далай-ламы сравнительно поздно, всего лишь в XVII в., и считаются заимствованными из Китая, тем не менее аналогичные мистерии известны народам Тибета с чрезвычайно давних пор256.

И культ пространства, и культ времени имели в буддизме сложное метафизическое осмысление как философские категории, что, однако, уже выходит за пределы данной темы.

Итак, буддизм, имеющий в качестве религии классового общества сложную метафизическую систему взглядов, представлений, ритуалов, уходит корнями в глубокую древность, в те самые первичные проблески человеческого сознания, когда еще не было четкого членения на мир реальный и вымышленный, когда все многообразие существующих ныне форм религии можно было свести к формуле культа природы во всех ее бесчисленных проявлениях. Эволюционируя, этот культ распался со временем на несколько взаимосвязанных, но в общем-то вполне самостоятельных форм: культ богини-матери с последующим его дроблением на составные части (каждая часть – одна из функций богини) и постепенной их персонификацией, зоолатрию и тотемизм, культ растений вообще и мирового дерева в частности и т. д. Все эти культы и в обрядовом, и в идейном плане прошли сложную и длительную эволюцию, влившись через посредство различных стадиально более ранних форм религии (ведические культы, бон, шаманство) в буддизм. Анализ отдельных сторон современной религиозной практики буддизма позволяет выявить в нем эти древние черты.

К вопросу о типологически сходных явлениях в шаманстве и буддизме

(опубликовано: Советская этнография. 1970. № 6. С. 36–46)

Мир религиозных представлений при всем его разнообразии поражает порою сходством отдельных черт у весьма далеких друг от друга народов. Подчас эти народы не находятся в генетическом родстве, а те исторические контакты, которые имели место между ними, далеко не всегда это сходство объясняют. Хорошей иллюстрацией этому служат материалы по шаманству и буддизму азиатских народов.

Шаманство – явление общемировое, характерное для периода разложения родового строя и начальных этапов формирования классового общества, но в данной статье будут привлечены материалы лишь по его сибирскому и тибетскому вариантам, ибо именно южносибирскому (бурятскому, тувинскому) и центральноазиатскому (тибетскому, монгольскому) шаманству пришлось столкнуться с буддизмом и вступить с ним в соперничество за право быть монопольной и авторитарной религиозной системой. Столкновение этих двух религиозных систем не прошло бесследно для них обеих. Каждая из них в результате выработала особую синкретическую форму. Легкость взаимной адаптации буддизма и шаманства отчасти обязана тому, что некоторые самые общие представления, восходящие к древнейшим религиозным слоям, были в равной степени присущи как южносибирскому и центральноазиатскому шаманству, так и той родственной ему древнеиндийской религиозной системе, в рамках которой формировались все индийские религии. В их поздних, зафиксированных в XIX в. формах заимствованное и изначально общее не всегда легко разделить. Тем не менее в данной статье предпринимается попытка проследить именно изначальные общие черты, присущие как шаманству, так и буддизму не только в послеконтактный, но и в доконтактный периоды. Следует оговорить, что мы совершенно не будем касаться вопроса о существенных стадиальных различиях между шаманизмом и буддизмом.

История религий обусловлена социальной историей человечества, однако не следует забывать и относительную самостоятельность развития религиозных представлений, которые проходят свои ступени эволюции от примитивных форм до поздних, часто весьма сложных умопостроений, в которых тем не менее первичное ядро может быть выделено. Проследить все этапы такой эволюции на примере верований одного или даже группы генетически родственных народов почти невозможно. На помощь приходит типологический метод изучения религиозных явлений, позволяющий, исходя из определенных социальных и соответствующих им религиозно-идеологических аналогий, наложить друг на друга сходные модели религиозного осмысления мира и воссоздать недостающие ступени в эволюционной лестнице тех или иных элементов религии. Подобные попытки, основанные на данных лингвистики и искусства, уже имели место257. Крайне интересным представляется использование в подобных целях и этнографического материала. Для проведения такого исследования прежде всего необходимо выделить типологические явления в изучаемых религиозных системах.

ВЕРА В ПЕРЕРОЖДЕНИЕ И ВОПЛОЩЕНИЕ СОЗДАЕТ У ЛЮДЕЙ ИЛЛЮЗИЮ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ В КАЧЕСТВЕ ОДНОГО ИЗ ЕЕ ВОЗМОЖНЫХ ПРОЯВЛЕНИЙ, А ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ – ЭТО ВОПРОС, ВОЛНОВАВШИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕХ ЭПОХ ЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ

Типологическими в данной статье автор называет такие явления, для которых характерно сходство не только в их внешнем выражении (осмыслении, изображении), но и в той функциональной роли, которую они играют в рассматриваемых религиозных комплексах.

Хотя эти явления в синхронном срезе представляют разные уровни развития религиозной мысли человечества, привлечение подобного диахронного материала, восполняющего недостающие звенья в синхронной картине сопоставляемых религий, позволит поставить проблему типологического сходства в развитии религиозных представлений.

Разумеется, в рамках небольшой статьи невозможно сопоставить обе системы в широком плане, поэтому для подобного сопоставления этих религий мы выделяем несколько элементов (иначе признаков, представлений, явлений), которые могут быть прослежены как в сфере идеологии, так и в изобразительном искусстве обеих систем. Эти элементы следующие: вера в перерождение и воплощение души, в божественное избранничество, в зачатие сверхъестественным путем. Выбор именно этих элементов не случаен: каждый из них в некотором роде заключает в себе одну из важнейших религиозных «истин», вера в которые дает адепту данной религии осознание своего преимущественного положения перед адептами других религий. От решения этих вопросов зависит степень удовлетворения запросов верующих в плане «постижения» ими смысла бытия. Вера в перерождение и воплощение создает у людей иллюзию вечной жизни в качестве одного из ее возможных проявлений, а вечная жизнь – это вопрос, волновавший человечество на протяжении всех эпох его существования. Вера в божественное избранничество, в возможность для какого-то индивида быть отмеченным божеством, является способом хотя бы частичного «приобщения» его и общества, в котором он живет, к миру богов. Концепция сверхъестественного зачатия, напротив, объясняет путь божества в мир людей через лоно земной женщины, заодно освобождая богочеловека или пророка от налета греховности, довольно рано начинающей ассоциироваться с актом совокупления. Отсюда и такое понятие, как непорочное зачатие, возникающее в период сложения мировых религий.